Клуб ТЕАТРЪ - это универсальная концертная площадка с двумя залами. Танцпол большого зала способен вместить до 800 зрителей, VIP-ложа рассчитана на 70 гостей. Малая сцена - небольшой зал на 200 человек. Концерты будут проводиться в обоих залах на постоянной основе: каждый день, кроме понедельника и вторника. По пятницам и субботам - ночные мероприятия различной направленности. Концертная политика клуба эклектичная, со сцены «Театра» будет звучать современная российская и зарубежная музыка всех стилей и направлений, от рока до хип-хопа, от металла до актуальной электроники.

Клуб разместился в историческом здании 18 века на Старой Басманной улице. Изначально зал был построен для проведения приемов и балов, здесь располагался крепостной театр и театр марионеток, а с 90-х годов стали проводить концерты. Название клуба отчасти отсылает к богатой истории строения. Другой немаловажный момент связан с тем, что помещение, спроектированное для театральных постановок и светских мероприятий, обладает отличной акустикой, что для современной Москвы большая редкость.

Большая сцена клуба с красным занавесом и балконы с лепниной, восстановленной по образцам 18 века; современное звуковое и световое оборудование; «ТеатрЪ» - это комфортный и отлично звучащий клуб, позволяющий проводить концерты самого высокого уровня. Кроме того, в клубе будет ресторан с европейской и японской кухней, площадка идеально подходит и для проведения закрытых мероприятий самого разного формата - от банкета на 250 персон в большом зале до свадьбы или дня рождения в малом. Отдельно стоит упомянуть большой гардероб на 1200 мест, который позволит избежать проблемы большинства московских клубов с долгими очередями на входе в холодное время года.

В этой книге собраны истории о людях и домах Москвы. Истории о тех, кого мы совсем не знаем или знаем очень мало. В городских легендах о Москве автор, журналист и москвовед Олег Фочкин через личное восприятие рассказал о не обычных местах столицы, мимо которых мы проходим каждый день и даже если замечаем их, то очень редко знаем их настоящую судьбу. На протяжении нескольких лет собранные автором истории печатались в газете «Вечерняя Москва» и вызвали большой резонанс читателей. Фактически эта книга стала результатом разговора с читателями, дополнившими ее и предложившими свои маршруты путешествий по родному городу. Немецкая слобода и Петровский парк, Замоскворечье и Тверская, Маросейка и Коломенское… И это лишь несколько названий, по которым нам предстоит пройти вместе и открыть их заново.

Из серии: Москва (Рипол)

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Городские легенды (О. В. Фочкин, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Красный дом шпионов и чекистов

(Старая Басманная, 20)

Этот дом бросается в глаза, с какой бы стороны вы к нему ни шли. И от станции метро «Бауманская», и от Земляного Вала.

Объясняется все просто – он самый высокий на Старой Басманной улице и служит прекрасным ориентиром, чтобы не заблудиться. Одно «но» – не вписывается он в концепцию старой московской улицы, коей до этого места она является (если идти от Садового кольца).

И все равно я его люблю. Он тоже своеобразный символ эпохи. Он впитал в себя ее дух, ее загадки и тайны, и продолжает возвышаться вопреки всему.

Кооператив «Бауманский строитель»

Когда-то на этом месте стояла усадьба табачного магната Бостанжогло. Но часть домов и пристроек в начале 30-х годов снесли. По указанию самого Сталина улицу хотели расширить, просто проведя карандашом красную линию на чертеже. По этой линии и должны были строить новые дома, а старые – купеческие и дворянские усадьбы приговорили к сносу. Хорошо, что до конца это дело так и не довели. Иначе многие из тех домов, про которые мы с вами беседуем, остались бы только в воспоминаниях да на старых фотографиях.

Дом этот почти вписывается в концепцию улицы, поскольку не выходит своими розовыми боками и фасадом прямо на улицу, а прячется за небольшим сквером, чуть в глубине.

Это дом № 20, корпус 1, по Старой Басманной улице. Изначально восьмиэтажный дом строился под нужды местных жителей. Но странное дело. Как минимум один подъезд в итоге оказался заселен семьями сотрудников НКВД. Многие из них еще недавно жили в этом доме и делились воспоминаниями с автором этих строк о прежних годах и о легендарном разведчике-диверсанте Николае Кузнецове. Здесь он прожил несколько лет. По воспоминаниям жильцов – на восьмом этаже пятого подъезда, что подтверждает мемориальная доска возле дверей подъезда.

Здание строилось несколько лет, с 1934 по 1938 год. Построено оно добротно, с учетом пожеланий будущих жильцов (а далеко не все из них жили в коммуналках). Высокие потолки, деревянные перекрытия, огромное бомбоубежище, в которое можно попасть через подвал. Оно во время войны было рассчитано на все окрестные дома. И очень странные воздухоотводы в квартирах, больше напоминающие шахты лифтов. Старые жильцы говорят, что через них слушали, о чем говорят чекисты и их семьи. Но это только легенда, которую нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть…

Дом кооператива в постконструктивистском стиле строило бюро «11 Моспроекта» – самое компактное и спокойное в те годы. А проект дома разработал архитектор А.А. Кесслер. По его проекту в 1934 году еще были построены дома по Земляному валу (бывшая улица Чкалова) № 14–16.

О жильцах дома ходит много легенд и сказок. Говорят, еще до начала 1990-х годов здесь с гордо поднятой головой жила одна из любовниц всесильного Берии – медсестра, с которой боялись связываться и в ее преклонном возрасте. А о секретах бомбоубежища и его объемах, похоже, даже сотрудники коммунальных служб не все знают. К тому же часть его завалена во время недавних коммуникационных работ во дворе.

Колонист

Но самым известным жильцом дома по праву считают Николая Кузнецова. О нем написано немало правды и лжи. Большинство им восхищается. Но и сегодня на Украине есть те, кто его люто ненавидят. Рассказывать всю историю Кузнецова – дело долгое, да она и не для этой публикации. Мы вспомним немного его предысторию и московский период жизни. Ведь именно отсюда он был заброшен в тыл к гитлеровцам, где и совершил свой подвиг.

Несколько раз в год к его мемориальной доске на этом доме приносят цветы. Мне ни разу не удалось увидеть людей, которые чтят его память в день рождения, 22 июня и в другие важные даты его жизни и истории страны. Но я точно знаю, что среди тех, кто приносит сюда красные гвоздики, есть старые чекисты и их молодая смена.

Николай Кузнецов прожил в этом доме всего два года. С 1940-го по 1942-й. Жильцы дома не догадывались, что этот подтянутый, аккуратный и педантичный инженер – гроза гитлеровской шпионской агентуры, усиленно засылаемой в те годы в нашу страну. На него и доносы постоянно писали. А что? Часто в рабочее время бывает дома. К нему ходят разные люди, красивые девушки. Иностранцы. Компании бывают шумные. Без застолья не обходится. Как не написать письмо в соответствующие инстанции?

Взяла Кузнецова в разработку и наша контрразведка, установила за ним слежку. Даже клички ему давали: «Франт» – за элегантность в одежде и «Атлет» – за мускулистую фигуру. Могли рано или поздно его взять. Но он умело уходил из-под наблюдения и вербовал немцев. Добывал секретные документы.

Он сам добыл летную форму старшего лейтенанта, чтобы соответствовать возрасту и званию, и работал по «легенде», которая просто притягивала разномастных шпионов: работает в Филях, на заводе, где выпускаются самолеты.

Он выдавал себя за инженера-испытателя. Купил фотоаппарат и быстренько переснимал передаваемые ему секретные документы. Машину научился водить тоже сам.

А имя ему тоже выбрали неслучайно – Рудольф Вильгельмович Шмидт. То есть в переводе все тот же Кузнецов. Имя же он поменял при первой женитьбе. Родители назвали его не Николай, а Никандр.

Он набирался языкового опыта с детства в деревне Зырянка, что теперь в Талицком районе Свердловской области. У мальчика был природный талант не только к языкам. Он легко имитировал многие диалекты. Что было особенно ценно в разведке. Судьба у Кузнецова была нелегкой: несколько раз судили, подставляли, потом завербовали. Но обо всем этом уже давно можно прочитать. Например в книгах уже ушедшего, к сожалению, журналиста и историка Теодора Гладкова.

Когда Кузнецов работал в Свердловске уже как секретный агент, у него была приятельница полька – актриса местного театра. И юноша легко изучил польский. Уже в отряде «Победители» под командованием Дмитрия Медведева испанцы, служившие там же, забеспокоились, доложили командиру: боец Грачев (Кузнецов был зачислен в отряд под этой фамилией) понимает, когда мы говорим на родном. А это у Кузнецова, с его лингвистическим талантом, открылось понимание незнакомого до того языка.

А вот личная жизнь не сложилась. Развелся с женой. 4 декабря 1930-го – свадьба, а уже 4 марта 1931-го – развод. Почему – так и осталось тайной. Его первая жена Елена Чугуева окончила медицинский, завершила войну в звании майора и демобилизовалась после победы над Японией. Никому не рассказывала, не хвасталась: я – жена героя.

Но это все до Москвы.

В это время будущий герой работал под псевдонимом «Колонист».

Курировать Кузнецова поручили чекисту Василию Рясному. Первая встреча, чтобы не засветить агента, состоялась около памятника первопечатнику Ивану Федорову. Потом на конспиративных квартирах, в Парке культуры, в Саду имени Баумана.

Прежде всего Кузнецова следовало обустроить в Москве. С жильем в столице всегда было трудно, большинство кадровых сотрудников разведки ютились в коммуналках, отдельные квартиры получали только работники высокого ранга. Кузнецову же, с учетом той деятельности, которой ему предстояло заниматься, требовалась именно отдельная квартира. Остановился Кузнецов в гостинице «Урал», была тогда в Столешниковом переулке недорогая гостиница с рестораном, тоже недорогим, а потому популярным, тем более что кормили хорошо… Теперь это здание дореволюционной постройки снесено.

В период гостиничной жизни Николай Кузнецов всерьез увлекся молодой светской львицей. Богемной художницей, жившей в большом доме на Петровке возле Пассажа. Несколько раз он встречал ее на улице, а потом как-то увидел на знаменитом, очень престижном динамовском катке на той же Петровке и завязал наконец знакомство. У нее было красивое имя Ксана и громкая фамилия Оболенская.

Ксане тоже понравился молодой летчик-командир тоже с необычным именем, к тому же заграничным – Руди. Летчиков тогда вообще обожали. У Ксаны было множество поклонников, в том числе знаменитости из мира кино и театра. Однажды Николай встретил ее в доме кинорежиссера-документалиста Романа Кармена, в другой раз – у популярнейшего артиста Михаила Жарова.

Но перед началом войны к немцам – а Кузнецов был известен девушке как Шмидт – уже относились настороженно. И Ксана решила с ним расстаться. А Кузнецов страдал до самой смерти. Уже в партизанском отряде он просил командира Дмитрия Медведева: вот адрес, если погибну, обязательно расскажите обо мне правду Ксане. И Медведев, уже Герой Советского Союза, отыскал после войны в центре Москвы эту самую Ксану, выполнил волю другого Героя. Но домой вернулся злой и хмурый. О разговоре ничего не рассказал даже жене…

Вскоре молодой и стройный клиент гостиницы, вызывавший неизменный интерес постоялиц, съехал. Василий Рясной поселил его в конспиративную квартиру, где и сам был прописан под фамилией Семенов, на улице Карла Маркса. Квартира была напичкана разной техникой. (Поначалу, правда, Кузнецову пришлось пожить в коммуналке, в доме № 10 по Напрудному переулку, 1.) «Колониста» прописали как родственника Семенова. По воспоминаниям Рясного, квартира состояла из двух комнат. Окно одной комнаты выходило на улицу, вернее, в палисадник перед домом, другой – в боковой дворик между домами.

Но поскольку квартиры здесь четырехкомнатные, то, скорее всего, вместе с ними жили и другие люди – возможно, тоже сотрудники НКВД. К сожалению, об этом Рясной ничего в своих воспоминаниях не говорит.

Из мебели имелись кровать, стулья, платяной шкаф, этажерка для книг, радиоприемник. На кухне – газовая плита, столик, табуретки. О домашних холодильниках тогда никто и понятия не имел. Кузнецов был своим человеком в богемном московском обществе, где возле артистов, и в первую очередь артисток, певиц, балерин, вращались писатели, журналисты, партийные деятели, военные, дипломаты, в том числе и иностранные. Местами встреч с ними Кузнецова-Шмидта были рестораны «Метрополь» и «Националь», театры, концертные площадки. В это время он активно работает также и под руководством майора госбезопасности Виктора Ильина, курировавшего творческую интеллигенцию. Очень помогал ему в работе неизменный успех у женщин – от горничных до прима-балерин Большого театра.

Однажды в театре Шмидт познакомился с одним из членов делегации из Германии, а тот в свою очередь познакомил его с женщиной – сотрудницей германского посольства. Завязался роман. Советская разведка стала получать информацию. При участии Кузнецова были добыты документы у немецкого военно-морского атташе Норберта Вильгельма фон Баумбаха.

В интересах контрразведки Кузнецов сумел очаровать горничных норвежского и иранского послов (обе были немками), а также жену личного камердинера посла Германии Ганса Флегеля Ирму. Потом, кстати, подобрались и к самому Флегелю. Он был страшным бабником, на этом подловили и его. Это тоже было значительное личное достижение Кузнецова. Флегель был настолько убежден в прогерманских и пронацистских симпатиях Шмидта, что на Рождество 1940 года подарил ему… членский значок НСДАП, а позже достал экземпляр книги Гитлера «Майн кампф». Потом Кузнецов добился прямо-таки невероятного: во время очередного кратковременного отъезда Шуленбурга в Германию он уговорил камердинера показать ему квартиру посла в Чистом переулке (теперь в этом особняке резиденция Патриарха) и потом составил точный план расположения комнат и подробнейшее описание кабинета. Не забыл даже указать, что на столе Шуленбурга стояли в рамках две фотографии: министра иностранных дел Германии фон Риббентропа и… берлинской любовницы, русской по происхождению…

В марте 1941 года Флегель стал проявлять особый интерес к новейшим советским самолетам и начал убеждать Шмидта-Кузнецова вести скрытую фотосъемку. Ему подсунули хорошо проработанную дезинформацию.

Часовщик

Благодаря Шмидту в 30-х годах удалось завербовать советника миссии Словакии Крно, по совместительству немецкого разведчика. Крно знал Кузнецова как летчика-офицера, который помогал ему сбывать контрабандные часы. Но интересовался и нашими самолетами. Вскоре было принято решение о вербовке.

Для этого требовалось завлечь Крно на квартиру Кузнецова. Когда дипломат в очередной раз вернулся из Братиславы с товаром, то сразу позвонил Руди – пора забирать товар. Телефон был предусмотрительно «посажен на кнопку». Николай сказал ему, что прийти на встречу не может (обычно их свидания происходили в Сокольниках или Центральном парке, а однажды дипломат передал Шмидту большую партию товара в туалете Дома Союзов в антракте концерта «гвоздя сезона» – джаз-оркестра Эдди Рознера), так как при аварийной посадке повредил ногу и в течение недели, а то и двух вынужден сидеть дома. Крно такого не ожидал и растерялся. Кузнецов заверил, что у него есть хороший оптовый покупатель, который может сразу взять всю партию, поэтому он предлагает дипломату завезти ему товар домой. А дабы Крно ничего не заподозрил, даже попросил купить для него кое-что из съестного: сосиски, хлеб, масло, бутылку молока. Весь визит, мол, займет не больше пяти минут. Крно колебался, прекрасно понимая, что ему, дипломату, лишний раз являться на дом к перекупщику, хоть и командиру Красной Армии, никак нельзя. Но и возможный куш упускать не хотелось.

Кузнецову забинтовали ногу, принесли костыли, на улице расставили людей для наружного наблюдения.

В назначенное время Крно приехал на трамвае № 28, вышел за остановку раньше – у Сада имени Баумана. А потом пешком дошел до дома Кузнецова, проверившись по дороге нет ли за ним слежки.

Кузнецов встретил его, прыгая на костылях, иногда морщился от боли. И это была не игра: ему наложили слишком тугую повязку, ступня затекла, а перебинтовывать ногу было поздно.

Дипломат успокоился, снял пиджак – под ним обнаружился широкий полотняный пояс со множеством кармашков на молниях. В каждом лежало по паре мужских или дамских часов «мозер», «лонжин», «докса», других известных фирм.

И вдруг раздался требовательный звонок в дверь. Кузнецов проковылял на костылях в прихожую, открыл. Вошел Рясной с двумя оперативниками.

– Мы из домоуправления, в квартире под вами протечка потолка. Надо проверить ванную и кухню.

Трое вошли в прихожую, в раскрытую дверь комнаты увидели незнакомого человека без пиджака и какой-то странный предмет, вроде дамского корсажа на столе перед ним.

– А вы кто такой? – спросил Рясной.

Крно, запинаясь, что-то пробубнил в ответ.

– Предъявите ваши документы.

– Но зачем? – запротестовал Кузнецов. – Ваше дело протечка, вот и ищите ее.

– Никакой протечки нет, это предлог. Я начальник уголовного розыска района Семенов. К нам поступил сигнал, что в доме скрывается опасный преступник. Мы проверяем все квартиры подряд. Так что попрошу вашего гостя предъявить документы.

Крно растерялся. Меж тем один из оперативников уже расстегивал кармашки пояса и доставал часы.

Николай, продолжая игру, прилег на кровать, поудобнее пристроив ногу.

– Я дипломат, – заявил Крно и трясущимися руками протянул Рясному свою аккредитационную карточку.

– В таком случае, – сказал псевдо-Семенов, бросив взгляд на груду часов, – я должен сообщить о вашем задержании в наркомат иностранных дел.

Он поднял трубку и стал вращать диск. Крно схватил его за руку и стал умолять:

– Пожалуйста, не надо никуда звонить. – Он указал пальцем на часы. – Здесь целое состояние, забирайте.

По знаку Рясного оперативники вышли, но один из них перед этим вынул из-под плаща фотоаппарат ФЭД и сделал несколько снимков. Уже все поняв, Крно окончательно сник.

– Часики нам не нужны, – ответил Рясной. – Но договориться можно.

Крно молча кивнул. Вербовка состоялась.

За линию фронта

Вскоре началась Великая Отечественная война, и инженер Шмидт остался не дешифрован немецкой разведкой. Рудольфу Шмидту предстояло исчезнуть, чтобы уступить место Паулю Зиберту. Последующие месяцы учебным классом стала его собственная квартира. Основными наставниками в эти дни стали лейтенант госбезопасности Саул Львович Окунь и сержант госбезопасности Федор Иванович Бакин. Кузнецов тщательно изучал структуру и методы работы гитлеровских спецслужб. Разведчик должен был знать очень многое, вплоть до содержания книг, написанных уже в гитлеровские времена, а также сюжеты кинофильмов, имена актеров, спортивные события… Провал мог случиться из-за любой ерунды. Рабочий стол Кузнецова был завален книгами, уставами, наставлениями, схемами. Преимущественно на немецком языке, но были и на русском – всякого рода пособия для советских военных переводчиков, словари.

Имена, фамилии, чины огромного количества высших сановников и военачальников третьего рейха.

Правила ношения военной формы – в немецкой армии предусматривалось четырнадцать вариантов различных комбинаций предметов обмундирования и обуви. К примеру, точно регламентировалось, в каких случаях брюки носить навыпуск, а в каких – заправлять в сапоги.

Для лучшего ознакомления с бытом и нравами вермахта было решено заслать Кузнецова на своеобразную стажировку в среду немецких военнопленных. Под Москвой, в Красногорске, находился центральный лагерь немецких пленных № 27/11. В одном из офицерских бараков и объявился однажды с очередной партией пехотный лейтенант. Там он почерпнул много нового, что было расхожим только в немецкой офицерской среде. Вторжение в Польшу по этим неписаным правилам полагалось называть только «поленфельдцуг» – «Польский поход». О немецком народе в целом полагалось выражаться: «фольксгемайншафт» – «народное сообщество». Беспартийных официально называли «фольксгеноссе» – «товарищ по народу».

В специфической среде военнопленных Кузнецов прижился легко, никто его ни в чем так до конца и не заподозрил, хотя он держался с предельной осторожностью.

26 августа 1942 года самолет по специальному заданию НКВД вылетел за линию фронта. В составе группы из 11 парашютистов находился Николай Иванович Кузнецов.

В дом № 20 по улице Карла Маркса Кузнецов уже не вернулся. Сейчас красная ветка рябины склонилась под тяжестью ягод к памятной доске разведчика. И снова лежат гвоздики…

Старая Басманная

Улица за свою историю меняла название не один раз. До 1730 года она носила название Басманная. Затем, когда рядом появилась еще одна, сходящаяся возле Разгуляя со своей соседкой, улица стала Старой Басманной. А вторая, соответственно, Новой Басманной.

Так «Старая» и звалась до конца 1917 года. Тогда здесь шли затяжные бои между мальчишками-юнкерами, оборонявшими Кремль и рабоче-крестьянскими и солдатскими отрядами. И два года после этого улица носила имя Коммуны. Затем она стала Марксовой, вплоть до того момента, как Сталин решил провести красной линией широкие проспекты и в 1938-м приказал снести часть старых домов. И до 1994 года улица Чернышевского (нынешняя Покровка) плавно переходила, пересекая Садовое кольцо, в улицу Карла Маркса. Сейчас ей вернули прежнее название – Старая Басманная.

Одним из самых длинных маршрутов столичных трамваев в 30-е годы прошлого века был маршрут № 28. Он проходил почти через весь центр города, начиная свой бег от Синичкиного пруда у Солдатской улицы и делая заключительный круг возле Екатерининской площади и Уголка Дурова. Пробегал он и по Старой Басманной, где раньше по булыжной мостовой грохотала конка.

Общежития раннего конструктивизма

Купеческие и доходные дома стали сносить на Старой Басманной в 20-е годы. А на их месте появились пятиэтажные корпуса, выстроенные в 1927–1929 годах по проекту архитектора Б. Сидорова.

Из особенностей – полосы на фасадах, подчеркивающие лестничные клетки. Необычная форма балконов – у каждого дома своя: где-то закругленные и длинные, почти во весь этаж, где-то традиционные. Эти дома все числится как дом № 20, только корпуса разные: 2, 3 и 4, на 30, 24 и 44 квартиры соответственно. Затем, когда снесли остатки усадьбы и фабрики табачного короля Бостанжогло, на их месте уже в 1957 году появились 4-этажные жилые дома, на 25 и 16 квартир. Впрочем, строили их сразу под коммуналки. И, как и у домов 20-х годов, отличительной чертой так и остались длинные коридоры вдоль всех комнат да общие кухни.

Еще в 1717 году купец Андрей Иванович Бабушкин завел на Старой Басманной улице (современное владение № 20) крупную шелковую фабрику. Позже дело перешло к его сыновьям Петру и Семену. В 1756 году Бабушкины перестроили старинные, возможно, конца XVII века, палаты, которые стояли на их участке (нынешний дом № 20, корп. 1).

В 1787 году Бабушкины продали владение на Старой Басманной генерал-поручику И. Л. Чернышеву. Главный дом еще раз перестроили. В правой его части был устроен балкон на красивых каменных аркадах, позже утраченный. Наиболее древняя часть – левая. Когда в конце 2000-х годов дом ремонтировали, то на фасаде, освобожденном от штукатурки, были хорошо видны следы от барочных наличников и украшений времен постройки здания.

В 1859 году усадьбу купил табачный фабрикант Михаил Бостанджогло. По преданию, он первым познакомил москвичей с папиросами и нанес «жестокое поражение чубукам и трубкам, измыслив для замены их бумажные гильзы или патроны». Помимо фабрики, у Бостанджогло было в Москве еще два табачных магазина – на Кузнецком мосту и на Никольской.

Происходили табачные фабриканты Бостанджогло из нежинских греков. Наиболее «прославился» в Москве сын основателя династии Василий Михайлович, «торговавший под фирмою «Михаил Бостанджогло с сыновьями»». Человек он был крайне тщеславный, честолюбие его переходило всякие границы, и за это в купеческой среде его недолюбливали. Известный предприниматель Н.А. Найденов писал о Василии Михайловиче, что «он из-за какого-нибудь ордена не побережет отца родного».

В течение восьми лет он был старшиной московского купеческого сословия и «старался придать купеческой управе значение казенного учреждения, сам – казаться министерским чиновником». В квартире у него постоянно находился один из служащих управы при «форменном костюме» – обычай этот Бостанджогло подглядел в Петербурге у директоров департаментов. Регулярно можно было встретить его и в приемной московского генерал-губернатора князя Долгорукова. В 1875 г. Бостанджогло инспирировал празднование восьмилетия его службы в качестве купеческого старшины. По этому поводу была даже выпущена брошюра «Русское спасибо Василию Михайловичу Бостанджогло от Московского купеческого общества 1 января 1875 г.». В том же году Василий Михайлович серьезно заболел и был отправлен для лечения за границу. А в это время Москву посетил император Александр II и по обычаю награждал орденами московских деятелей. Отсутствующего Бостанджогло орденом обнесли. Огорчение его было безгранично. Через князя Долгорукова он все же выхлопотал себе очередную звезду, которую ему привезли за границу. Несмотря на плохое самочувствие, он тут же сфотографировался в мундире с новым орденом.

Помимо прочего, был Василий Михайлович скуповат и тратиться на общественные нужды не любил. Единственный случай в истории московского купечества учреждения стипендии на общественные средства в честь живущего лица произошел как раз по его инициативе: между выборными Купеческого общества была открыта подписка для собрания капитала на стипендии имени Бостанджогло в трех учебных заведениях. Сам же он свои денежки решил поберечь.

В 1920-е годы в усадьбе Бостанджогло располагался Бауманский райком, в котором работал мало кому известный тогда Н.С. Хрущев – будущий руководитель партии и правительства. В начале 1930-х годов главный дом «спрятали» во двор. Перед ним, с небольшим отступом от красной линии Старой Басманной улицы, на месте флигелей и ограды с воротами, было выстроено жилое восьмиэтажное здание кооператива «Бауманский строитель». В нем перед войной жил знаменитый разведчик Н.И. Кузнецов.